Мы сидим на веранде его дома, где он живет один уже несколько лет. Мы впервые курим вместе. Мои глаза бегают из стороны в сторону, разглядывая сложенные в пирамиду пачки от сигарет. Я ношу очки, поэтому все, что за пределами линз — малозаметно и не важно. Перевожу взгляд. Сейчас в фокусе его рука, лежащая на подлокотнике кресла. Предплечье, кажется так называется эта часть руки.

Так получилось, что в нашем семейном архиве практически нет фотографий, где бы присутствовал папа. Стандартные формулы таковы: я + мама, сестра1 + сестра2, я + сестра1, я + сестра2, сестра1 + мама + сестра2, сестра2 + мама, сестра1 + мама. Исключение тоже есть — фотография, сделанная на дне рождения моей тети. Там слагаемые следующие: я + половина мамы + его предплечье, кажется, так называется эта часть руки.

«Как дела?», — зашевелилась рука. «Все хорошо». Если распечатать фразу «Как дела?» на листке А4, в горизонтальной ориентации, с размером шрифта во весь лист, то она как раз будет размером с его предплечье.

Перебирая фотоальбомы, я часто останавливаюсь на этом исключении. Квартира тети Светы. Я стою на табуретке и хвастаюсь игрушкой из киндер-сюрприза. Здесь мне года три или около того. Справа в кадр пытается вбежать мама. На голове привычная култышка. Из одежды черная юбка и красная блузка. Очки. Она улыбается. Она всегда улыбается. Слева его предплечье.
«Ну и молодец», — рука снова зашевелилась.

Я не знаю почему, но эта фотография всегда казалась мне какой-то особенной. Блин, да волшебной, простите. Конечно, есть небольшой шанс, что это из-за вспышки, которая отражается в дверце серванта за моей спиной, но вряд ли. Все дело в его предплечье.

Когда я думаю об отце, как правило, вспоминаю его руки. Сейчас поймал себя на мысли, что редко смотрю ему в глаза, чаще именно на руки. В детстве они всегда меня удивляли: при его невысоком росте и худощавом телосложении, они были огромными и крепкими. Вздутые и выпирающие вены. Такое чувство, что руки всегда в напряжении. Я видел, как они забивают скот, видел, как они хватают топор и бьют им о ствол дерева, видел, как они двигают фигурки шахмат, видел, как они перебирают четки, видел, как они ремонтируют мои санки, видел, как треплют маму за щеку. Именно наблюдая за его руками, я понял, что он стареет, что сила уходит. Они стали тоньше, от них уже не исходит того жара, что согревал меня по утрам, когда маленьким я забирался к родителям в кровать. Раньше я жалел о том, что у нас с отцом нет близкой связи, что мы не можем свободно общаться. Сейчас этого чувства нет. Потому что я знаю, что у меня есть это предплечье и это «как дела», и это «ну и молодец». На первый взгляд довольно скудный набор, но благодаря ему я чувствую себя уверенным, ощущаю опору.

В последние месяцы я испытываю к нему удивительную и пугающую меня нежность. Приезжая, первым делом спрашиваю: «Как дела?». Он говорит: «Все хорошо». Беру его за предплечье, притягиваю к себе и обнимаю. «Ну и молодец».