Сезон «Новые аксакалы»
Исследование пространства семейной истории, сотканного из устных и письменных форм, с помощью интервью, письма, работы с архивами и других художественных методов с неочевидными траекториями.
1.
Сижу под столом. Мы перевезли его из старой квартиры, и теперь его ножки и столешница — мои обереги. Вижу мамины ноги. Вожу по ним пальцами. Она смеется.
Сегодня мне не нравится здесь. А вчера нравилось. Сегодня все серьезные и суетятся. А вчера все смеялись и радовались. Хочу, чтобы всегда все радовались.
Выглядываю из-под стола. Вокруг пирамиды из коробок и холмы из огромных баулов. Улыбаюсь. Хочется в них зарыться, как вчера, когда мы ехали на грузовике. Мама с сестрами в кабине, а мы с отцом в прицепе. Было мягко и тепло. Всю дорогу я наблюдал в дырку на тенте, как горит снег на солнце.
Пахнет сельдью и вареными овощами.
В комнату заходит отец. В его руках огромная коробка — наверное, самая большая из тех, что я видел. Ставит ее на табурет. Забирает у мамы нож. Картон рычит. Выкарабкиваюсь из-под стола, заглядываю внутрь коробки. За пенопластовыми доспехами вижу черное пластмассовое тело. Это телевизор.
Папа достает телевизор из коробки и ставит его на пол. Он гладкий и блестящий с выпуклым стеклянным брюшком. Очень хочется по нему постучать ладошкой. Наверное, нельзя. Поэтому стучу ладошкой по своему животу. На телевизоре очень много кнопок, нажать хотя бы одну. Отец понимает. Берет за руку и нажимает моим пальцем самую большую кнопку. Самую большую! Мне становится очень весело. Начинаю бегать вокруг стола. Мама смеется.
Телевизор сверкает, сверкают мамины очки, сверкает посуда, сверкает мишура. Я щурюсь, чтобы все эти огоньки стали длинными и соединились друг с другом.
На экране появляется какой-то дядька. Он похож на бабушку Агнию. Белые, короткие волосы, зачесанные назад. Большой, мясистый нос. Только она не носит пиджак и галстук. Папа делает звук громче. Мужчина скрипит как наш стол. Родители внимательно слушают. Он много раз говорит слово «новое». Вчера они тоже много раз говорили это слово и улыбались. А его «новое» какое-то не такое. Оно тоскливое, протяжное и тяжелое. Смотрю на родителей. Они тоже щурятся.
Так я запомнил конец 1999 года.
2.
«хорошо что камазист взял немного
сюда можно поставить диван кресла тумбу или нет
щекотно
если экономить сможем отдать года через три
сильно придется экономить
блин селедка костлявая
но всем было тесно пришлось бы не сейчас так потом
надо успеть в душ
никаких выходных теперь
все разобрать
перебрать разложить
устала
тяжелый год будет
картошка рыхлая
иконы расставить обязательно
отче наш
хорошо что камазист взял немного хватило на телевизор
вообще какая ей разница сколько у нас детей
так
шкаф под книги поставлю в свою комнату хотя бы перед сном
че так орет
хреново выглядит еле ртом шевелит
нож подточить не забыть и тарелки где
не слышу что говорит
устаканилось только вроде и опять
хорошо что камазист взял немного".
Она стоит, режет салат и думает. Ей 38. У нее трое детей. Она стоит, режет салат и думает.
Через несколько часов начнется новый 2000 год.