Сезон «Новые аксакалы»

Гульназ Галеева

Моя бабушка больше моих воспоминаний

Я знала бабушку всю свою жизнь, а с этой фотографией познакомилась около 5−6 лет назад. Это фото всегда меня пугало, расшатывало устоявшийся в голове образ бабушки. Мне казалось, что я ее хорошо знала. Но я никогда не знала ее такой, какой она запечатлена на этой фотографии. Единственное, что подтверждало, что это действительно моя бабушка, — это овал ее лица. Так я поняла, что унаследовала форму лица от нее. Но этого никогда не было достаточно, чтобы увидеть на этом фото родного человека.

В этом тексте я, наконец, позволила себе что-то придумать о бабушке. Я ничего не утверждаю, я лишь задаю ей вопросы — это такой хитрый ход, который я могу сейчас себе позволить. Но даже от этого становится намного легче.

Я много раз слышала мысль, что мы можем заполнять пустоты в нашей семейной истории и памяти каким-либо содержанием «от себя». Меня такой подход тоже всегда пугал — останутся ли мои родные люди теми, кем они были?

Пока писала эти строки я, наконец, додумалась, дочувствовала, что любой человек — больше моих воспоминаний о нем. В жизненном опыте моей любимой бабушки и в ней самой очень много всего, чего я не знаю и не узнаю никогда.

Моя бабушка больше моих воспоминаний.

***

На этом фото я впервые увидела тебя молодой. Увидела и не узнала.
Өләсәй*, неужели ты была такой? Неужели это ты?

Сезон «Новые аксакалы»

Исследование пространства семейной истории, сотканного из устных и письменных форм, с помощью интервью, письма, работы с архивами и других художественных методов с неочевидными траекториями.

* Бабушка (башк. яз.).

(Моя өләсәй слева)

Поздняя осень 1939 года. Ты стоишь со своей сестренкой. Вы в платьях, но обуты в валенки. Под вашими ногами снег – в одном лишь платье фотографируетесь на улице. Быстро ли фотограф смог сделать удачный кадр? Ты не успела замерзнуть?

Снег растоптан – перед вами фотографировались другие. Они стоят рядом и смотрят? Они держат вашу верхнюю одежду и ждут своей очереди?

Вы стоите на фоне декоративного полотна. На нем деревья с листьями, а под ногами вашими снег. Нарисованные листья настолько несозвучны растоптанному снегу, насколько ты на этой фотографии несозвучна образу моей бабушки, единственно знакомому мне с детства.

Неужели это ты?

Я знаю твою жизнь как путь, полный лишений и потерь. Так рассказывала ты о себе, так рассказывает о тебе моя мама. В 7 лет ты осталась без матери. В вашу семью вошла новая «мама», но для нее ты осталась чужим ребенком. Ушедшего в армию своего молодого мужа Гайфи, ты целых 7 лет не видела из-за войны. В это время ты почти потеряла слух. Война вернула тебе Гайфи, но отняла покой вашей едва начавшейся семейной жизни. На фронте он научился пить – твою дальнейшую личную жизнь вряд ли можно назвать счастливой.

Но здесь ты другая. Здесь тебе всего 19 лет. Все остальное еще не случилось.

Ты кокетливо положила свои густые, слегка распущенные косы на грудь. Ты надела свои длинные бусы, завязала их в узелок и положила нить между косами. На кистях обеих твоих рук блестят широкие браслеты. Ты надела платье с воланами. Ты очень хотела быть красивой. Ты очень красивая.

Неужели это ты?

Ты прямо смотришь в камеру. На твоем лице нет ни капли смущения. Ты спокойна. Все хорошо и ты хороша.
Что тебе тогда придавало уверенности? Кто тебе тогда придавал уверенности?
А может, напротив стоит 19-летний Гайфи и держит твою верхнюю одежду? Может быть, через мгновение крикнут «Cнято!», ты рассмеешься и побежишь к нему?

Я никогда не задавала тебе этих вопросов. Мне никогда не приходило в голову просить тебя рассказать о счастливых днях твоей жизни. Мы разговаривали об испытаниях, терпении и силе, но только не о счастье и любви. Эти два понятия как будто плохо вписывались в твою жизнь.
Нет, эти два понятия всего лишь плохо вписывались в мои представления о тебе и твоей жизни.

Я смотрю на эту фотографию. Она больше меня не пугает.
Өләсәй, ты больше моих воспоминаний о тебе.

Неужели это ты?
Хоть бы это была ты.

Изучить другие проекты